– Глядите! – закричала Салли Кэррол. – Я тоже хочу. Это можно устроить, Гарри?
– Детская забава. Можно, конечно…
– А как было бы здорово, – огорчилась она.
На белоснежном ковре просторно расположился деревянный дом, и здесь, в родных пенатах Гарри, ее представили крупному седовласому господину, который ей сразу понравился, и даме, похожей на яйцо и удостоившей ее поцелуем. Целый час стоял невообразимый переполох, смешавший в одну неразбериху обрывки фраз, горячую ванну, яичницу с беконом и чувство общей смущенности. Наконец они с Гарри уединились в библиотеке, и она призналась, что ей хочется курить.
В просторной комнате с изображением Мадонны над камином вдоль стен протянулись ряды книг, мерцавших и горевших золотым тиснением на рубиновых корешках. На спинки кресел были наброшены кружевные салфеточки под голову, стояла вполне удобная софа, книги – пусть не все – явно побывали в руках, и Салли Кэррол вдруг мысленно увидела их бестолковую старенькую библиотеку – отцовы медицинские фолианты, портреты трех ее двоюродных дедушек в простенках и старый диван, который уже полсотни лет не перетягивали, но как сладко мечталось на нем. В этой комнате поражало то, что в ней не было ни хорошо, ни плохо. Просто выставка дорогих вещей не старше пятнадцати лет.
– Ну как тебе у нас? – нетерпеливо спросил Гарри. – Непривычно? Не разочаровалась еще?
– В тебе – нет, Гарри, – тихо обронила она и протянула ему руки.
Мельком поцеловав ее, он снова воззвал к проявлению восторгов.
– А сам город, город тебе нравится? Воздух какой здоровый!
– Гарри, – рассмеялась она, – дай мне оглядеться. Не требуй от меня всего сразу.
Затянувшись сигаретой, она облегченно передохнула.
– Я хочу кое о чем попросить тебя, – смущаясь, заговорил он. – Для вас, южан, вся жизнь упирается в семью, в традиции, и я не говорю, что это плохо, только у нас все немного иначе. Понимаешь, многое из того, что ты увидишь, поначалу покажется тебе даже вульгарным, но ты не должна забывать, что у нашего города на веку всего три поколения. У нас у каждого есть отец, а половина города может похвастаться дедушками, но дальше наша родословная обрывается.
– Понятно, – проронила она.
– Город основали наши деды, и чем только не приходилось им тогда заниматься. Есть, например, одна дама, сейчас она своего рода законодательница общества, – так ее отец был мусорщиком… Всякое бывало.
– Погоди, – озадаченно сказала Салли Кэррол, – ты боишься, что я стану судить людей, что ли?
– Да нет же, – поспешил сказать он, – я и сам нисколько не стыжусь их. Понимаешь… тут прошлым летом гостила одна девушка, тоже с Юга, и что-то она ляпнула некстати… и я решил тебя предупредить.
Салли Кэррол вся вспыхнула от возмущения, словно ее ни за что ни про что отшлепали, но Гарри, видимо, счел предмет исчерпанным, с воодушевлением переменив тему.
– У нас сейчас затевают карнавал. Впервые за десять лет. Строят настоящий ледяной дворец, такого с восемьдесят пятого года не было. Из блоков отборного, прозрачнейшего льда. Грандиозно!
Встав, она подошла к окну и раздвинула тяжелые ворсистые портьеры.
– Гляди! – воскликнула она. – Два малыша лепят снежную бабу. Может, я выйду им помочь?
– Выдумщица! Лучше поцелуй меня.
С видимой неохотой она отошла от окна.
– Вообще-то климат у вас не очень располагает к поцелуям. Спокойно не посидишь.
– А мы и не будем рассиживаться. Эту неделю я для тебя освободил, взял отпуск, и сегодня, кстати, мы приглашены на ужин и танцы.
– Только вот что, Гарри, – призналась она, удобнее устраиваясь у него на коленях, – я наверняка растеряюсь. Я совершенно не представляю, понравится мне там или нет, как вести себя с людьми, я ничего не знаю. Ты мне должен все-все подсказывать, милый.
– Подскажу, – мягко пообещал он, – а ты за это скажи, что тебе у нас хорошо.
– Мне ужасно хорошо, – шепнула она, незаметно оказавшись в его объятиях, как она умела это делать. – С тобою мне везде хорошо, Гарри.
И тогда же, пожалуй впервые за всю жизнь, она почувствовала, что сказала чужие слова.
Ужин проходил при свечах, и, хотя Гарри сидел рядом, ей было неуютно среди мужчин, не закрывавших рта, и разодетых надменных дам.
– Симпатичные люди, правда? – спросил он. – Как на подбор. Вон Спад Хаббард, в прошлом году был нападающим в Принстоне, а тот – Джуни Мортон, он и его рыжий сосед были в Йеле капитанами хоккейной команды; с Джуни мы однокашники. Что и говорить, здешние штаты дают миру лучших спортсменов. Словом, мужской заповедник. Один Джон Дж. Фишберн чего стоит!
– А он кто? – в душевной простоте спросила Салли Кэррол.
– Не знаешь?
– Имя знакомое.
– Король пшеницы всего Северо-Запада, крупнейший финансист.
Внезапно обрел голос сосед справа.
– Мне кажется, нас забыли познакомить. Роджер Пэттон.
– Салли Кэррол Хэппер, – любезно отозвалась она.
– Это я уже понял. Гарри говорил, что вы приезжаете.
– Вы родственник?
– Нет, я профессор.
– Ой, – рассмеялась она.
– Да, из университета. А вы, значит, с Юга?
– Из Тарлтона, штат Джорджия.
Он ей сразу понравился, у него были ржавого цвета усы и блекло-голубые глаза, которые смотрели на нее с таким неподходящим для этого сборища лестным вниманием. За ужином они поболтали, и она настроилась видаться с ним и впредь.
После кофе ей представили множество симпатичных молодых людей, которые церемонно танцевали с нею и полагали естественным, что ни о чем, кроме Гарри, ей говорить не интересно.